— Верлен и…
— Теперь мы знаем, что означают эти два слова. Но кто или что такое Харон?
На оживленной парижской улице Хьюстон дрожал от холода. Небо было покрыто тучами, свет угасал. Задул слабый мозглый и влажный ветер. Пит поплотнее запахнулся в спортивную куртку и застегнул все пуговицы.
В округе было полно офисных зданий и контор, находящихся на первых этажах. Рядом находилось кафе. Приближался вечер; чиновники и клерки начали вытекать из многочисленных зданий. Хьюстон посмотрел на другую сторону улицы и увидел вывеску, сообщившую ему, что это забегаловка «Ле Макдоналдс», и он подумал, что это просто чья-то шутка.
Упала первая капля дождя. Затем вторая. Асфальт начал покрываться темными пятнами. Хьюстон почувствовал, как дождь льется ему на нос, на руки, просачивается сквозь куртку. «Если припустит, — подумал он, — то ждать Симону на улице будет невозможно.» А если он сунется под чью-нибудь крышу, то она может проехать мимо и не заметить его. Пит пытался высмотреть на улице какую-нибудь крышу, где он был бы виден с улицы. Навес, парадное.
«Не надо нам было расходиться, — думал Пит. — Нам вообще не следует разъединяться. Ни на секунду.»
Слева, в полуквартале от себя, он заметил темно-голубой фургон. Пит попытался проморгать заливающий глаза дождь и разглядеть водителя. Заметив какое-то движение в фургоне, он рванул к нему, слыша, как хлюпает вода в новых, недавно купленных ботинках.
Вспыхнула молния. Хьюстон добрался до фургона. Рывком распахнув дверь, он забрался внутрь.
— Заставила ты меня поволноваться, — сказал Пит.
— В одном месте не оказалось прокатных фургонов. Второй прокат был просто закрыт. — Симона смахнула капли дождя со лба Хьюстона.
— Но ты наняла его на свое американское водительское удостоверение? С именем твоего мужа?
Женщина кивнула.
— Полиции это имя неизвестно. Им никогда не связать наем этого фургона с нами.
Пит посмотрел за спину.
— Спальные мешки? Еда?
Симона снова кивнула.
— Все взято. — Она включила «дворники». Хьюстон смотрел, как машины впереди двинулись.
— И все-таки — куда? — спросила женщина. — Нам известно лишь, что вся команда находится где-то в Альпах, в загородном доме или поместье, принадлежащем Леблану. Но просто так нам его ни за что и никогда не найти.
Хьюстон вытащил из кармана брошюру.
— Верно. Но пока ты беседовала с девицей из проката автомобилей, я на время стал брокером. Притворился, что мечтаю купить немного акций. «Верлена», разумеется. И продавец дал мне вот это. — Брошюра была рекламой «Верлен Энтерпрайзис».
— Так как Леблан находится в Альпах по делу, я решил, что загородный дом, скорее всего, — штаб-квартира «Верлена», а не его собственное убежище. Ведь таким образом он избегает дополнительных налогов. — Пит пожал плечами. — Итак, я позвонил в «Верлен». Леблана, разумеется, не оказалось. Секретарша подтвердила то, что он в Альпах по делу. Я, естественно, не назвал своего имени. Зато секретарша вдавалась в подробности сильнее, чем слуга. Леблан находится в доме отдыха для персонала «Верлена».
— Это нам ничего не дает.
— Нет, дает. — Пит отдал Симоне брошюру. — Вот здесь. — Из зеленой Долины, если смотреть вверх за могучие рощи исполинских деревьев, можно увидеть башенки, парапеты и балкончики замка, старинного, серого на белом фоне снегов, лежащих на склонах гор, находящихся за ним. Под картинкой была надпись: «Тренировочный центр „Верлена“, место отдыха сотрудников».
Пит сказал:
— Вот здесь. Вот, где мы отыщем твоего отца. И моего заодно. И ответы на все вопросы. В этом замке, в сердце Альп.
Симона свернула на более широкую улицу, которая вела прочь из Парижа. Хьюстон почувствовал обуревавшее ее возбуждение.
— И это еще не все, — добавил он. — Очередное совпадение. Агент сказал, что «Верлен» образовался в пятидесятом году. Как раз в том году, когда сгорело здание суда в вашей деревушке. Все записи были уничтожены.
— Думаешь, поджог?
— Надо было сжечь свидетельства о рождении. Ты ведь сама говорила, что тем солдатам следовало бы изменить свои личности. Так вот они использовали имена и фамилии детей, умерших в Сен-Лоране. Их отыскал твой отец — наверняка брал те семьи, которые целиком гибли во Второй Мировой. Таким образом не осталось в живых никого из родителей, кто мог бы протестовать: «Это не наши сыновья. Наши сыновья мертвы». Видимо, твой отец проделал всю соответствующую работу с бумагами. Паспорта, свидетельства о рождении, а затем — пых, и здание суда сгорело. В результате никто не мог узнать, что эти имена и фамилии принадлежат давно умершим детям.
— Один Бог знает, что еще отец для них сделал.
— Самое главное — нам известно, что у всех этих людей французские имена и фамилии. И почему.
— Нет, не почему, а как, — ответила Симона. — Почему они это сделали, мы до сих пор не знаем.
— Ничего. Скоро узнаем. — И угрюмо уставился в бушующую за окном непогоду.
— А, уи, жэ ле коннэ, — сказал молодой человек на заправочной станции, обрадовавшись тому, что может чем-нибудь помочь. Одет он был в замасленный комбинезон. Правда, мягкая серая ткань, видимо, совсем недавно стиралась, зато колени, руки и грудь были в грязи и масле.
Бензоколонка возле Гренобля. Всю ночь фургон мчался, без остановки, Пит с Симоной попеременно вели машину, пока второй спал. Несколько остановок сделали только для заправки, еды возле машины и посещений туалетов. Они выбрали южно-восточную автостраду, ведущую от Парижа к Лиону, а от него уже поехали прямо на восток к горам. Когда встало солнце где-то далеко впереди, то им вначале показалось, что это пушистые облака рассыпаны по горизонту, а затем подумалось, что это ярчайший снег на вершинах гор. Это была поразительная, захватывающая дух красотища.