— Уоррен!
Он заливался криком. Она бегом выскочила из гостиной в кухню и высунулась из-за проволочной сетки на экранной двери, заметив, как он мчится через задний двор прямо к ней.
— Уоррен!
Он вцепился пальцами в руку. Она увидела кровь, рваную рану и выскочила на крыльцо, чтобы подхватить сына.
Он кричал, не переставая.
— Уоррен! Боже мой, что случилось?
Она схватила его, испачкав кровью рукав, почувствовала, как неистовые слезы заливают блузку.
Ничего не говоря, мальчик продолжал кричать.
— Уоррен! Ну, пожалуйста! Ты должен…
— Это все стекло!
— Но…
— Разбитое стекло!
— Ты должен показать!
Она смотрела на него, на кровь. И не знала, что же делать. Пожалуй, следовало остановить кровь. Но откуда она взялась? Что это за рана? И насколько она глубока?
— Покажи, где стекло, Уоррен.
Мальчик кивнул в сторону заднего двора. Она взглянула через двор на металлическую бочку во дворе старика, что жил через переулок. Увидела на неровном краю кровь и побежала. Она так внимательно всматривалась в бочку, что не заметила возле кустов игрушечный грузовичок, споткнулась и грохнулась на гравий, которым была усыпана тропинка, разбив руки в кровь, но быстро вскочила на ноги и пошатываясь направилась к бочке.
— Боже, мой, кровь.
Она покрывала все: ржавые банки, битое стекло, горелые остатки мусора, который сжигал старик-сосед, пока муниципалитет не запретил подобные кострища. Видимо, Уоррен забрался на пепельно-угольный блок, пытаясь до чего-то дотянуться, но потерял равновесие и порезался.
Она резко обернулась, чтобы посмотреть на него. Парнишка, придерживая раненую руку, уже взобрался на крыльцо и рванулся к задней двери и прежде, чем мать успела его позвать, вскочил в дом. Она побежал вслед за ним между кустами, по тропинке, смотря на приближающуюся дверь, и вот она уже добралась до ручки и ввалилась внутрь. Кровь была разлита по полу, и мать ринулась по коридору в ванную комнату, но там никого не оказалось. Куда он подевался? Она кинулась назад: сын сидел в спальне, рыдая и заливая кровью простыни. Она бросилась к нему. Черт с ними, с простынями, она схватила одну и, навернув ее мальчишке на руку, быстро повела его в ванную.
— Нет!
— Мне же нужно промыть рану, взглянуть, как сильно ты…
— Не прикасайся!
Он рыдал, когда мать отбросила простыню и погрузила его руку в раковину. Повернула кран.
Мальчишка заорал с новой силой.
Слишком горячо. Женщина повернула второй кран, и вода стала чуть теплой. Она принялась лить ее на рану. Кровоточащее мясо. Рвань уже виднелась, но кровь текла не переставая, не давая ничего разглядеть, и мать принялась потихоньку убирать из нее грязь и темные сгустки, глубоко, широко и неровно развалилась рана. «Крошка мой», — думала женщина, чувствуя, как он приваливается к ней и, даже не смотря на его лицо, она поняла, что мальчик потерял сознание.
Он учуял нечто странное и попытался скользнуть обратно в темноту, но запах становился все сильнее, и он заморгал, приоткрыл глаза и тут же зажмурился от света, заполнявшего все пространство вокруг него, наконец, он разглядел странного человека в белом, наклонившегося совсем близко. Мальчик начал плакать.
— Все в порядке, Уоррен.
Голос матери; он повернулся на него. Вот она. И отец сидит с ней рядом. Выглядели они рассерженно.
— Мамочка, я…
— Все в порядке, Уоррен. Ничего не бойся. Это врач.
Снова перевел взгляд на человека в белом и заметил на его руках красные пятна. Мужчина держал что-то типа пластиковой пилюли, которую он разломил и из которой шел этот странный запах. Уоррен плакал не переставая. Человек в белом был намного моложе и тоньше, чем тот доктор, к которому его всегда водили, а веснушки на его лице очень походили на кровавые пятна на его халате, поэтому Уоррен не мог прекратить плакать.
— Тихо, сынок, все нормально. Все теперь будет в порядке. Ты в полной норме.
И постепенно до Уоррена начало доходить, что он лежит на столе, что тело его накрыто белой простыней и что рука онемела и не двигается. Он попробовал ее поднять. Рука походила на обрубок белого дерева, до того была замотана бинтами, и Уоррен не мог ни пошевелить пальцами, ни увидеть их.
— Он все еще в шоке. Поэтому смотрит на белое, чтобы отрегулировать зрительную и остальные системы, — услышал мальчик голос врача.
Кто-то вытер ему глаза. Он посмотрел в ту сторону. Его мама. Она улыбалась. Значит, она все-таки не сердилась. Как же он сюда попал?
— Уоррен, ты можешь нам рассказать, как все произошло?
Мальчик повернул голову к доктору и постарался вспомнить свой план.
— Да, стекло, — промямлил он медленно.
— На куче мусора?
— Да, я порезался.
Отец сжал кулак.
— Я покажу этому старому него…
— Пожалуйста, Хэрри, не здесь, — оборвала его мать.
Значит, вранье удалось. Он позволил родителям продолжать разговор без него.
Тут вмешался врач.
— Уоррен, давай, я расскажу тебе, что сделано. Ты должен знать, что ни при каких обстоятельствах нельзя снимать повязку. Я тебя зашил. Нитками с иголкой. Понятно?
— Да, как мамочка шьет платья.
Тут все, конечно, заулыбались.
— Что-то вроде этого. Ты слишком сильно поранился, чтобы мы могли оставить рану заживать саму. Я взял материал, напоминающий струну, только это, конечно, не струна и даже не леска. Хотя очень похожа. Так вот я этой леской-струной тебя и зашил.