Тотем. Проклятый - Страница 70

Оуэнз тревожился за ожидающую его семью. Позвонить ему не разрешили, и теперь он горевал о том, что не ушел из кабинета Слотера, когда хотел это сделать. Но из-за каких-то глупейших побуждений остался, пытаясь проявить верность к чужим людям, а не к собственной семье, к этим мужчинам, которые убедили его, что он им нужен, хотя в то время его первейшей заботой должна была быть семья. И теперь вполне возможно он предстанет перед судом, потому что Слотер с коронером убедили его в том, что им следует солгать о смерти мальчика. О чем он думал? Где была его голова? Какую власть над ним имели эти люди? Неужели ему так хотелось им понравиться? Теперь его накажут за потакание людям, к которым он не имеет ни малейшего отношения. Сейчас ему хотелось лишь одного, чтобы семья куда-нибудь перебралась…

Данлопу совсем недавно пригрезилась увенчанная оленьими рогами фигура, которая повернула голову и через плечо уставилась ему в глаза. Никогда ранее не виделся ему кошмар с такой отчетливостью, и каждый раз сон становился все живее и яснее, наконец, проснувшись однажды, он увидел фигуру, скорчившуюся около него. Но проснулся он не в тюрьме., или существо было не в тюрьме… Нет, это лишь воспоминание о том, что случилось. За решеткой охранники, откинувшиеся на стульях так, что только две задние ножки стояли на полу, а две остальные качались в воздухе, с ружьями в руках. Гордона трясло от воспоминания о сне и от отсутствия алкоголя, поддерживавшего его, дававшего ему силу. Руки его уже два дня тряслись, и он думал лишь о том, что стоит ему только выпить, как беды утрясутся, и он вполне сможет им противостоять. Но каким-то непонятным образом Данлопу было даже радостно. Потому что в мучениях наконец-то родилась его статья, и если Парсонз думал, что тюремное заключение отвратит его от ее написания, от правды, он был просто дураком. Ибо не знал, насколько этот самый неудачник был когда-то крут, и что больше он не неудачник. Он доберется до правды, нейтрализует кошмар и спасется. Он держался за каждую мелочь, думая о том, что…

Слотер же думал о старом Доке Маркле и той тайне, которую они хранили пять лет. Он никогда об этом не рассказывал Марклу, а старый Маркл о ней не упоминал, но оба понимали, что каждый из них об этом знает. Слотер был трусом. Представляя себе Клиффорда, бредущего через залитое лунным светом поле, расставляя ловушку для мальчика, он чувствовал, как старинный страх вновь просыпается в глубинах его существа. Дьявольщина, в поле и у себя дома, ночью, он запаниковал. Он полностью растерялся. Слотер не понимал, каким образом стал таким. Выказывание мужественности перед всеми друзьями, споры с Парсонзом, — все это были отчаянные попытки удержать хоть какие-то крупицы собственного достоинства, самоуважения, потому что единственное, о чем он страстно мечтал — убраться отсюда как можно дальше и быстрее, чтобы больше никогда и никому не выказывать силу и мужество. Пять лет он находился на грани. Парсонз был в сущности прав. И более того: мэр на самом деле оказал ему услугу. Заключив его в тюрьму, Парсонз снял с него груз ответственности. Перед самим собой. Слотер был ему благодарен. Он умолял охрану выпустить его, понимая, что это невозможно, поэтому ругань и споры были легки, даже приятны. Но мысль о старом Доке Маркле оживила чувство вины, и Натана зажало между двумя противоположными понятиями. Оставайся здесь. Здесь безопасно. Отыщи способ бежать. Докажи, черт, что ты не дерьмо собачье. Слотер уверял себя, что выбора никакого не существует. Не взирая на стыд, он все-таки находился в камере. Возвысь свой стыд. Избавься от него.

Ночь сомкнулась над его головой. Сквозь крошечные окошки, находившиеся высоко на стенах, Слотер слышал вой, крики и стрельбу. «Возблагодари Господа за то, что ты здесь, в безопасности». Но злоба на себя, на Парсонза, устроившего эту бойню, внезапно пробилась сквозь страх. Натан был снова готов ругаться с охранниками, хотя и понимал всю бессмысленность этого дела. Но, по крайней мере, таким образом он ослабит напряжение, скопившееся в его душе. И тут дальняя дверь распахнулась, и Слотер увидел вошедшего Реттига.

Оба охранника, насторожившись, встали.

— Легче-легче, — успокоил их Реттиг. — Аккуратнее со своими пушками. А не то неровен час себе рты прострелите.

Мужчины выглядели озадаченно, и нервно переминались с ноги на ногу.

— Тебе сюда нельзя, — сказал один.

— Да ну? Хорошо, скажу женщине, чтобы отнесла еду обратно. — И начал поворачиваться.

— Эй, подожди-ка. Какую еще еду?

— Пищу для заключенных. Они же не ели.

— Так и мы тоже.

— Прошу прощения, что не подумал об этом.

— Слушай, так принеси все сюда, а?

— Не нравится мне это, — сказал его напарник.

— Черт, да ведь это же всего лишь еда. Какого дьявола, я голоден.

— Ага, а ты не подумал, может быть, они что-нибудь задумали? Какую-нибудь штуку?

— У нас же винтовки. Давай, тащи жрачку.

— Ну, если хотите. — Реттиг пожал плечами.

— Только внесите и все.

— Хорошо. — Реттиг подошел к дверям и поманил кого-то пальцем.

Вошла Мардж. В руках у нее было две корзины, и она оглядела всех заключенных, внимательно посмотрев на Слотера. Натан попытался было улыбнуться, но Мардж казалась какой-то издерганной и сильно постаревшей за последние несколько дней. Слотеру стало ее безумно жаль.

— Привет, Мардж.

Она смотрела на него.

— Я подумала, что ты, быть может, проголодаешься.

— Точно проголодался. — Тут он заметил ее странную немногословность. — Что-нибудь случилось?